Ночь в лесу

Евгений Ковалевский

Ноябрь, 2017 год

Самой любимой моей книгой о природе и охоте с детских лет и до сегодняшних дней является «В дебрях Уссурийского края» В.К. Арсеньева. Ее герой и, что особенно важно, реальный человек – Дерсу Узала навсегда стал для меня эталоном настоящего охотника. Простой гольд, человек безграмотный и почти дикий, но в то же время скромный и чистый как родник, как глубокое озеро. Он никогда никому не делал зла и всегда был готов бескорыстно прийти на помощь любому, попавшему в беду на трудных таежных тропах. Дерсу всю свою жизнь провел в тайге, жил охотой. Он гармонично сросся с первобытной природой, прекрасно ее понимал, был мудрым своим наследием «лесных людей» и опытом наблюдательного скитальца. Все в природе для него было живое и одухотворенное: зверь, птица, рыба, дерево или гриб. Сознавая себя частичкой этого мира, он всегда разумно и бережно относился ко всему живому. Дерсу был убежден: «Его все равно люди, только рубашка другой».

Меня очаровывала трудная и опасная романтика его жизни: один в тайге во все времена года, встречи с тиграми и медведями, ночевки у костра в мороз, пургу и дождь. И я дал себе слово: стану охотником, обязательно проведу ночь один в лесу, у костра. Мне очень хотелось узнать, какие ощущения испытывает при этом человек.

И вот мне шестнадцать лет, я законный охотник, позади открытие и несколько охот на уток. Как-то один охотник рассказал мне, что в Тванском лесу есть красивое кочкарное болото. Утка там держится постоянно, а вот охотники посещают его редко – в округе много гадюк и ужей. Услышав об этом, я загорелся: вот оно – место, где можно осуществить мою мечту, проверить себя на крепость. Расспросив подробно, как добраться до болота, я начал обдумывать различные варианты. Главное, как попасть туда одному, ведь я постоянно езжу на охоту с отцом, и если прямо заявить ему о своей затеи, то, скорее всего, он меня не пустит. Значит, надо ждать, когда он не сможет пойти на охоту.

Такая возможность представилась в конце сентября. Отец собрался ехать на выходные в Чернигов, проведать приболевшего друга, а я сказал, что двину с ночевкой на Пашковские болота. Все в порядке – никаких подозрений мое желание не вызвало.

До Тванского леса напрямик по полям около двадцати километров. Качу на велосипеде по полевой дороге, натужно кручу педали, преодолевая сильный встречный ветер. Через полтора часа позади остался последний хутор. Проезжаю мимо Белого болота и вот он – Тванский лес. От сторожки лесника узкая, непроторенная лесная дорога через километр вывела к болоту. Оно круглое, в диаметре где-то метров сто пятьдесят, окружено высокой стеной старого ольхового леса с вкраплениями белоствольных берез. Слева от болота небольшая полянка с высокой, почти до колен, еще зеленой травой. Хорошее место для ночевки.

Так, с чего же начать? Сначала, наверное, нужно подумать о костре, ночи уже прохладные, да и от воды сыростью тянет. Принёс из леса три добрые охапки сухого валежника. Вырвал круг травы, сделал из нее подстилку и накрыл куском клеенки – постель готова. Скомкал газету, наломал на нее тонких сухих веточек и обставил конусом более толстыми сучьями. С костром тоже все в порядке. Теперь можно и болото проверить.

Подошел к небольшой, выходящей на берег чистинке в обрамлении камыша. На воде плавают утиные пух и перышки, а невдалеке на сухом стоят два невысоких кустика верболоза. Тут можно и вечернюю зорьку постоять. Интересно, сколько в болоте воды, хватит ли отцовских длинных сапог?.. Ну, да сейчас проверим. Поднимаю голенища вверх, заряжаю свою одностволку и через чистинку захожу в болото. Дно не вязкое, бреду, лавируя между высоких кочек, ощущая, как холодная вода плотно сжимает сапоги все выше и выше. Еще шагов пятнадцать и центр болота. И вдруг с этого самого центра шумно, с криком, путаясь в густой осоке кочек, вырвался табун крыжаков. От неожиданности я вздрогнул и немного замешкался, но потом, придя в себя, накрыл стволом последнюю, поднявшуюся уже метров на тридцать, птицу и нажал на спуск. Крыжень свесил голову и, мгновение потрепетав на месте, комом свалился в кочки, подняв сноп брызг. Я ринулся туда напролом и сразу же набрал полные сапоги воды.

Искал я его недолго – сказалось умение точно засекать место падения птицы. Крыжень оказался старым, уже наполовину перелинявшим селезнем. Да, жалко, что у меня только один ствол, можно было и пару выбить.

Раз уж набрал воды, пробрел болото до конца, но ничего больше не поднял. Вышел на берег, снял сапоги и мокрые штаны, надел спортивные брюки и сухие носки. Теперь хочешь, не хочешь, а придется вечерний лет стоять на сухом. А сейчас можно и отдохнуть.

Лежу на спине на своей постели и смотрю на кроны стоящих в десятке шагов берез, осин и ольх. Они уже начали загораться факелами бронзовых, оранжевых и красных оттенков. Громко хлопая крыльями, два вяхиря опускаются к чистинке на водопой. Это не моя дичь – я очень люблю голубей, держу их дома и никогда не смогу поднять на них ружье.

Вечерело. Верхушки деревьев стали краснеть от косых солнечных лучей, потом потянулись длинные тени. Над чистинкой повисла тонкая полоска тумана. Пора собираться на вечерний лет. Сапоги еще не просохли, и я не стал надевать их. Прихватил с собой клеенку и, сложив ее вчетверо, положил себе под ноги в траву, под кустом верболоза. По крайней мере, ноги будут стоять на сухом. Постоял немного, вдруг вижу: выплывает из камыша на чистинку крыжень. Застыл на несколько секунд, а потом начал плескаться, окуная голову в воду и быстро выбрасывая ее вверх, поправлять перышки. Может, подранок? Решаю про себя так: покажусь ему, и если взлетит – буду стрелять, если нет, то пусть себе уходит с богом. Делаю шаг вперед. Крыжень меня увидел, снова застыл, но не взлетает. Развернулся и, кося глазом, спокойно поплыл в заросли. Таки подранок. Ну, пусть живет, может, еще и на крыло станет.

Слева в лесу послышался какой-то хруст, потом треск раздираемых кустов на краю болота. Человек или зверь?.. Оказался зверь, да и какой! На поляну вышел огромный лось. Постоял, прядя ушами-локаторами, и спокойно направился к чистинке. Вошел немного в воду и начал шумно пить, подрагивая кожей. Признаться, я изрядно струсил. Первый раз в жизни вижу лося и хотя знаю, что всякий зверь только в крайних случаях нападает на человека, но все же противный холодок пробежал по телу. А лось тем временем утолил жажду, оторвал морду от воды, и ее капли стекали с его нижней губы. Я неосторожно переступил с ноги на ногу, он моментально встрепенулся и большими скачками помчался по краю болота, поднимая тучи брызг. Фу-у-х – перевожу дух. Вот это встряска.

Где-то у противоположного берега болота прозвенели утиные крылья. Потом еще, но уже ближе к центру, однако птиц не было видно на темном фоне восточной части леса. Неожиданно над головой прошипели крылья, и не успел я вскинуть ружье, как четверка крыжаков без облета плюхнулась в болото. Снова впереди шум утиных крыльев, и прямо на меня с темной стороны плывет несколько черных силуэтов. Вскидываю ружье, а они, тормознув над чистинкой, начинают вертикально опускаться на воду. Мушки уже не видно, сажу одного на ствол и спускаю курок. После выстрела черные тени метнулись в стороны, но всплеск упавшей птицы я ясно расслышал. Снимаю брюки и носки и лезу в воду. Сначала ничего не мог разглядеть, но пройдя в самый конец чистинки и повернувшись лицом на зарю, увидел на заблестевшей воде тёмное пятно. Это и был мой трофей.

Быстро одеваюсь и, дрожа от холода, бегу на свой бивак. Спичку к газете и язычки огня побежали по бумаге, весело затрещали в сухих ветвях. Через минуту костер уже пылал вовсю. Вырезал из куста палку, воткнул ее в землю и повесил сушить мокрые штаны. Рядом поставил сапоги. Натянул свитер, достал термос с чаем и бутерброды, поужинал. Потом прилег бочком на клеенку и засмотрелся на огонь. Благодать! Легкий ветерок относит дым в сторону, а живительное тепло костра согревает каждую клеточку тела. Ночь безлунная, но звезды в небе высыпали, хоть и мерцают редко — видно, облака мешают.

В болоте идет своя тайная ночная жизнь. До меня доносятся всплески воды, шорохи, какие-то вздохи. Изредка спросонья крякнет крыжень или чирок нежный голосок подаст. А в лесу тихо, спят дневные пернатые работяги. Вдруг в сторонке тихо зашелестела трава и в светлый круг, на чистое, выползла гадина. Я невольно вздрогнул, не зная змея это или уж. И только внимательно присмотревшись, заметил на голове желтые пятна. Значит, уж. Но и такое соседство неприятно. Вытаскиваю из костра головешку и швыряю в непрошеного гостя. Опять легкий шорох, и он исчез.

Костер обдает теплом, весело потрескивают, пощелкивают и будто тихонько разговаривают сучья, бросая искры в темень ночи. Замечу какую-нибудь крупную искру и слежу за ней, как она мечется в горячем воздухе, стремительно поднимается вверх и исчезает. В костре каждый уголек дышит, в цвете меняется: то розовый он, то оранжевый, то красный, то, как дуновение, пробежит по нему едва заметный синий или сиреневый огонек. Пошевелю в углях палкой, и целый рой золотых искр взлетает над костром и тут же исчезает.

Неожиданно из леса донесся жалобный стон, такой страшный в полной тишине, что я оцепенел от ужаса, а по телу пробежала морозная дрожь. Потом кто-то громко заухал, захохотал, зло замяукал кошкой, заплакал ребенком… От этих звуков некоторое время я сидел как парализованный, в холодной испарине, пока до сознания не дошло, что это филин дает свои ночные концерты. Да, ночью в лесу не соскучишься. И это в нашем лесу, а что говорить тогда о тайге.

К счастью, ночной разбойник вскоре умолк, видно, занялся охотой. Успокоившись, я подбросил в огонь добрую охапку сучьев и приготовился спать. Где-то читал, что ночуя у костра, надо держать в тепле спину. Поэтому лег на правый бок спиной к костру. Действительно хорошо: телу тепло, а дышится легко и свежо. Думы были легкие, отчетливые, обо всем сразу и как бы вовсе ни о чем, лишь надежда на утреннюю зорьку будоражила мое воображение и волновала сердце.

Проснулся от капавших мне на щеку холодных капель дождя. Все вокруг было в тумане и сырости. Редкие капли, падая на еще неугасший костер, шипели, испуская тоненькие струйки пара. Дождик заметно прибавлял. Надо было скорее «сматывать удочки». И тут мой взгляд упал на штаны, которые я развесил с вечера для просушки. Они являли собой жалкое зрелище: какие-то лохмотья с большими выжженными дырами… Но это еще ничего, от отцовских длинных сапог вообще почти ничего не осталось. Ну и задаст мне дома родитель – единственные сапоги угробил! Но что значат какие-то сапоги и штаны, когда осуществилась моя заветная мечта: я ночевал в лесу. И ночевал один!

Уже через семь лет судьба забросила меня на Дальний Восток. Там мне посчастливилось походить с ружьём в Уссурийской тайге. И, конечно же, по тем самым тропам, по которым, во что я тогда свято верил, ходил когда-то и мой кумир – Дерсу Узала.

Евгений Ковалевский

ночував у лісі. І ночував один!

 

Уже через сім років доля закинула мене на Далекий Схід. Там мені пощастило походити з рушницею в Уссурійській тайзі. І, звичайно ж, тими самими стежками, якими, у що я тоді свято вірив, ходив колись і мій кумир – Дерсу Узала.