Целый патронташ

Владимир Саратов

Сентябрь, 2017 год

К месту охоты мы с отцом добрались в субботу лишь после полудня: дорога заняла почти три часа, да пока выплыли на лодке с охотбазы… Я на веслах, ветер почти встречный, довольно сильный, и грести трудно, но настроение преотличное – мы среди природы, а впереди у нас охота!

Облюбовав место на краю обширного плёса, затягиваемся в густой рогоз, растущий грядой на глубине с полсажени. Пригибаем стебли в лодку для маскировки. Усаживаемся на скамейках с ружьями наготове и ждем. Перед каждым из нас свой участок стрельбы: у меня с носа, у отца с кормы. Вокруг понемногу летают утки, тревожимые ветром. Одни проходят высоко, другие, прижимаясь к воде и камышам, низко, но всё стороной…

Вдруг ударяет отцовский Зауэр. Повернув голову, вижу, как крыжень, сложив крылья, комом плюхается в воду в шагах сорока от лодки. Потом отец кладет чирка, тоже с первого выстрела. Хорошее начало. Пара уток тянет на меня, все ближе и ближе. Ну! Но в метрах полста начинают отворачивать. Эх! Поднявшись, выстреливаю дуплетом, но только запахло порохом. Потом еще два выстрела пускаю мимо, один из них был «верняк». Этак никуда не годится. «Не спеши, – говорю себе, – не торопись».

Далеко над плёсом усматриваю чирка. Он быстро мчит прямо на штык. Уже можно стрелять. Вскинув ружье, закрываю налетающего чирка, ведя стволами, и жму курок. Чирок бухается в двух шагах от лодки. Уф, наконец-то получилось! Перезарядился. Вдоль гряды, приближаясь, тянет лысуха. Даю ей перед клювом корпус упреждения, и после выстрела она валится под рогоз.

Такие одиночные, но нечастые налеты продолжались до темноты. Еще несколько раз я стрелял и… «хорошо» мазал, сбив все же одну крякву. Батя взял ещё двух крыжней и лысуху. Ветер подгонял сбитую дичь к гряде, где мы без труда собрали ее, завершив охоту в поздних сумерках.

По словам отца, темно-красный безоблачный закат предвещал на завтра ветреный день и возможную перемену погоды. Надо позаботиться о надежном ночлеге. Мы поплыли в соседний залив, собираясь спать прямо в лодке. Поставили лодку за большим, плотным кустом камыша-куги, растущим у самого берега на мелкой воде. Куст хорошо защищал от ветра. Улеглись в лодке на приготовленное сено, укрывшись одеялом, брезентовым пологом и большим куском полиэтиленовой пленки. Подушками нам служили рюкзаки. Снизу на мостках было постелено сено, а поверх его плащ и наши телогрейки. Ружья сложили в чехлы, уложив их вдоль бортов. Ночлегу отец всегда придавал большое значение и считал его организацию одной из важнейших составляющих охоты.

Лежу, прислушиваясь к окружающим звукам, но только монотонно шуршат под ветром стебли осоки на соседнем бережке. Сентябрьская ночь плывет над нами, глядя из беспредельной глубины яркими звездами. Густая, искристая полоса Млечного Пути пересекает небосвод с востока на запад. Вспоминая и перебирая подробности прошедшей охоты, незаметно погружаюсь в сон. Спать было тепло, правда, тесновато.

Встали затемно, около пяти. Вокруг еще никаких признаков рассвета. В темном безоблачном небе безучастно блещут звезды. На юго-востоке у горизонта взошел голубоватый Сириус, а над ним великолепное созвездие Ориона сверкает своим наборным поясом из трех близких друг к другу звезд. Дымчато-алмазное скопление семи прекрасных сестер Плеяд уже почти в зените. Мы быстро сложились, надели сапоги, патронташи и поплыли на вчерашнее место. По пути спугнули несколько уток. Было слышно, как они невидимками с шумом поднимались по сторонам, при каждом взлете волнуя мое юное охотничье сердце.

На востоке у горизонта начинает понемногу светлеть, розовея, узкая полоска неба. Одна за другой гаснут звезды. Где-то поодаль бухнул первый выстрел, за ним второй. В разных местах постреливали. Рядом с нами пролетела одна, три и еще несколько уток, промелькнув в еще темном небе. Когда рассвело, все чаще стали доноситься выстрелы. Похоже, палили по высоко летящим утиным стаям, которые направлялись дневать с луговых озер на водохранилище. Отблески утренней зари сполохами красок отразились на синей воде, отступили к зарослям сумеречные тени. Рождается новый день в сиянии быстро прибывающего света. Вскоре над полосой дальних камышей показался раскаленный край солнечного диска, всплывая красным кругом из дымки голубых туманов.

С плёс в камыши после ночной кормежки стали возвращаться лысухи. Они летели невысоко, стайками по несколько птиц. Мы сбили по паре лысух из хорошо налетавших. А утки поблизости почти не показывались. Часам к десяти всякий лёт дичи вокруг прекратился. Погода начала быстро меняться. Шквалами стал налетать ветер, нагоняя стаи туч. Сразу заметно похолодало. Из туч шел дождь, потом сияло солнце, а потом снова подходили темные тучи с северо-запада…

На охотбазе у возвращавшихся из угодий охотников я видел в связках по три-семь разных уток и лысух. Матерые кряковые селезни были уже с проглядывающим брачным оперением среди буроватого летнего. У одного удачливого охотника, помимо дюжины дичи, была еще и пятнистая темно-зеленая щука килограммов на пять, размером с небольшое бревно…

За неделю похолодание с дождями прошло, погода установилась, и мы снова поехали на охоту в те же места. На этот раз заплыли дальше вглубь плёса к островку в метрах трехстах от прежнего нашего места. При подъезде заметили плавающих у водяных зарослей лысух. Отец приготовился с ружьем, а я потихоньку стал подгребать на веслах. Так, с подъезда, мы взяли двух «чернушек». Потом в длинных сапогах я стал на краю зарослей по колено в воде, а отец в лодке устроился в шагах полста, скрытый в рогозе. Вскоре замечаю слева выплывших лысух. Стреляю, выцеливая, под одну, и она, перевернувшись и подергав в воздухе лапами, замерла на воде. Другие тем временем быстро удрали в заросли.

Вдалеке кое-где видны переплывающие на лодках рыбаки и становящиеся на места охотники. Потревоженные ими утки и лысухи то и дело показываются в воздухе. На меня низом идет пара крыжней. Напустив их шагов на сорок, быстро вскидываю свой «Нандор», веду стволами, обгоняя переднего корпуса на четыре. Стреляю и крыжак, резко снижаясь, опускается за рогоз шагах в шестидесяти. Сбил! Спешу туда, надеясь его отыскать. Топчусь по зарослям, но крыжня не нахожу, а на открытой воде поодаль вижу то ли его, то ли другую утку. Стреляю по ней два раза, но далековато. Утка продолжает там плавать, не ныряя. Видя это, отец подъезжает на лодке и ему удается дострелить подранка. Судя по зеленовато-желтоватому клюву с темной спинкой, это крыжачок-сеголеток. Возвращаемся снова на свои места. На меня снова налетает крыжень. Первым выстрелом подбиваю его. Он садится на воду прямо передо мной. Не мешкая, вторым тут же кладу его на месте. Едва успел перезарядиться, как близко пролетает лысуха. Хорошо видна ее белая бляшка на лбу у клюва и светлые края машущих крыльев. Беря полкорпуса наперед, сбиваю и ее. Упав на воду, лыска начинает отплывать, но останавливается после второго выстрела. Ветер подгоняет сбитую дичину к зарослям. Там неглубоко, поэтому иду за лысухой и остаюсь там, у большого зеленого куста куги. Тут обзор лучше и виден край гряды. Не простоял я на новом месте и десяти минут, как в шагах тридцати из зарослей показалась черная «курица» с белой бляшкой на лбу. Только перезарядился после выстрела по ней, налетает пара уток с плёса на штык. Напустив, закрываю их стволами с короткой поводкой. Выстрел, и одна утка, оборвавшись, камнем падает передо мной, исчезая под водой. Не шевелюсь, жду. Слышу шорох в соседнем стрелолисте и вижу там вынырнувшую утку. Тут же стреляю, прицелясь в основание клюва. Это крыжачок с коричневатым теменем, зеркальце с синевато-зеленоватым отливом, грудка в буроватых пестринах.

Потухает вечерняя заря. Смеркается. Прилетает чирок и садится на чистую воду в шагах десяти. Подымаю ружье. Чирок тут же взлетает и уносится прочь, подгоняемый моими выстрелами. Эх! Так мазанул вблизи. А до этого выходило неплохо, с первых выстрелов, правда, не всегда чисто. Сунулся перезарядиться, а в моем «бурском» патронташе темнеют отверстиями одни пустые гильзы. Это первый раз в жизни я выстрелял целый патронташ – все двадцать четыре патрона.

Совсем стемнело. Ко мне подплыл отец, он вечером взял лысуху и чирка. Я забрался в лодку, и мы уже собрались отчаливать, как к нам подъехал охотник. Днем он стоял в кусте напротив, в метрах полутораста, и я видел, как он сбил двух крякв и какого-то нырка. На вид охотнику лет тридцать пять. Он был в фуражке, штормовке, зеленых брезентовых брюках и коротких резиновых сапогах. Лицо открытое, продолговатое, с несколько резковатыми чертами и веселыми, живыми глазами. Поговорили. Всего он взял шесть дичин, показал нырка. Утка вся темновато-бурого окраса, низ светлее. По бокам головы, у основания короткого и широковатого клюва светлые пятна без резкой границы. Мы тогда решили, что это молодой «красноголов», но сейчас мне кажется, что это была какая-то другая нырковая утка. Охотник спросил, где мы будем ночевать. Мы ответили, что в заливе, прямо в лодке. Он же собрался плыть на базу, т.к. теплых вещей с собой не брал (предполагал, что мы будем ему попутчиками). Плывем сначала вместе, а потом мы отворачиваем в заливчик и останавливаемся у знакомого густого камышового куста. Поужинав всухомятку, устраиваемся с ночлегом.

Ночь была теплая с южным ветром. Около десяти вечера прошел небольшой дождь, даже сверкало и громыхнуло раза четыре довольно сильно. Мы укрылись в лодке полиэтиленовой пленкой, и дождь нам был нипочём. Где-то рядом кормились утки. После прошедшего дождя было слышно их тихое покрякивание и плеск воды при передвижении. Место тут мелкое, илистое и много на воде рдеста. Уткам корма здесь, наверно, вдоволь…

Воскресное утро мы начали в пять и еще в темноте были на своих местах. Светает. Вдали, за плёсами, стали постреливать и довольно часто, а около нас явного лёта не было. Так, отдельные утки, как и вчера, пролетали иногда. Еще в сумерках сбиваю со второго выстрела лысуху. Потом далековато стреляю по крыжню, давая корпусов пять упреждения. По наклонной линии он падает на воду, отскакивает от ее поверхности, как мяч, и, снова приводнившись через сажень, сразу же ныряет. Спешу бродом вдоль зарослей к месту падения. Останавливаюсь напротив. Высматриваю на воде подранка. Он нигде не появляется. Мне на помощь подъезжает отец. Но мы лишь потеряли в бесплодных поисках дорогое утреннее время, пропустив по четыре-пять хороших налета, уйдя с мест. А подранок так и не показался. Пока я караулил его, стоя в рогозе, выплыл недалеко из зарослей чирок. Мажу его на подъеме, а отец сбивает. Потом сбоку выплыла еще лысуха и благополучно улетела из-под моих выстрелов. Что-то стрельба у меня сегодня не задалась. Простояли мы часов до восьми. Батя сбил лысуху, и больше налётов не было. Проведя без выстрелов еще почти час, решил уезжать.

Разгулялся чудесный сентябрьский день. Ясные дали утопают в беспредельном сиянии голубоватого света. Безоблачное небо, будто бирюзовая чаша с дном из плёса и золотым кантом обрамляющих его камышей. Иногда узорчатой зернью завиднеется в вышине утиная стайка и засверкает жемчужным исподом крыльев на ярком солнце. Неспешно кругами ходит в поднебесье канюк или подорлик, да так высоко, что кажется едва различимой точкой в дымчатой синеве. Под небольшим ветерком рябь на воде поблескивает, будто чешуя великана-карпа. Плывем, любуясь чарующими осенними видами, и поет восторженно душа…