Случайный патрон

Владимир Саратов

Март, 2018 год

Со дня той охоты прошло больше тридцати лет. Как и большинство киевских охотников, мы добирались тогда в заячьи места пригородными электричками или автобусами, а дальше на своих двоих. В те годы поля по ночам уже «фарили», но значительно меньше, чем сейчас, и следы зайцев, да и самих ушастых, увидеть на охоте было не в диковинку.

Шла последняя неделя ноября. С понедельника на вторник всю ночь шел снег, и выпало его почти на четверть (метра). Погода уж очень хороша, в такую дома охотнику не усидеть, вот и сговорились мы. В субботу в 7.35 встретились на ж/д вокзале: мой отец, друг отца – Леонид Алексеевич, я и Тихон, мой приятель. Отцу в тот год исполнилось семьдесят; Леонид Алексеевич был на шесть лет младше; а мы с Тишей к «сороковнику» приближались. Тихон охотником стал только три года тому и уже несколько раз на уток со своими с работы ездил, а вот на зайцев еще не приходилось.

Сели мы в электричку и в 7.50 покатили на Фастов. Интересно, что чтобы сегодня нам на зайцев отправиться, отцу пришлось еще в понедельник пойти в городское отделение УООР, где он взял направление в районное отделение, а в среду с нашими охотничьими билетами поехал в Фастов и… попал в выходной в местном УООР. Вернулся ни с чем, поехал снова в четверг. Взял, наконец, отстрелочные карточки, хотя женщина-секретарь при их выписывании все приговаривала: «У нас и своих охотников в районе хватает, а тут еще вы…».

Едем, в окна поглядываем. Везде снег лежит, деревья и кусты придорожных лесопосадок в пушистой белой бахроме – красота! Леонид Алексеевич принялся рассказывать, как в прошедшую субботу, перед этим снегом, его приятель с друзьями на утиной охоте был в Кийлове. Других охотников не было, а утка вечером и утром шла валом, набили «по мешку» крякв, чирков, а чернь даже не стреляли…

За разговорами незаметно приехали на уютную станцию Вишняки. Сошли с электрички, идем через сосновый лесок по тропинке. Кругом всё пушистым снегом засыпано – зимняя сказка вокруг. Навстречу показалась селянка в стеганой телогрейке, клетчатым шерстяным платком голова и плечи укутаны, позади нее большая, пушистая белая коза чинно выступает. На шее у козы ошейник и от него веревочка длиной в пару саженей по тропинке волочится – видать, козка норовливая. «Вот, веду Белку в гости», – говорит, улыбаясь, кареглазая хозяйка. А мне подумалось: «Хорошая встреча – будет нам зверь».

Миновали сосняк, выходим к полю. Достаем из чехлов и складываем ружья. Слева, в шагах трехстах темнеют какие-то кустики с деревьями, отец предлагает нам с Тихоном зайти от поля и стать в них, а он с Леонидом Алексеевичем пойдут с другой стороны и на нас погонят. Чувствуется, хотят старшие, чтоб нам, молодым, повезло. Мы с Тихоном зашли в заросли и стали в шагах восьмидесяти друг от друга. Я стал напротив прогалины. Перед глазами все в белом, а в ушах как будто вата – снег все звуки приглушает. Вдруг где-то за железной дорогой хлопнуло два выстрела, потом на нашей стороне поодаль – три. Есть в полях охотники, и зайцы, видно, есть.

Вожу глазами и вдруг замечаю: впереди слева что-то мелькнуло. Заяц! Голова с ушами над снегом видна и серая спинка мелькает. Сердце мое так затокало, что и в уши отдает. Ружье плавно к плечу, стрелять приготовился. А заяц прямо на меня через прогалину не вышел, отвернул и пошел запорошенными кустами – стрелять мне было далеко. Тихон же зайца в зарослях и не увидел. Эх, если бы я стал в кустах на краю прогалины… Отец узнав, как все было, покачал головой:

– Конечно, с краю кустов надо было тебе стоять. Зверь открытым местом никогда не пойдет. Лаз у него – всегда по зарослям, но не по чащобе. Эх, дал ты маху!

Пошли мы дальше по открытому полю, держа направление в сторону от небольшого села Слободки. Куда ни глянь – везде ровная белая гладь снежного покрова. Пушистый слой снега в четверть метра. Редко где над ним заметен какой-нибудь стебелек. Далеко за полем виднеется возвышенность и лесок там темнеет. На снегу заячьи следы попадаются и лисий нарыск протянул ровно. Иду, перед собой и по сторонам смотрю, держа нашу линию. Вижу, как впереди, шагах в двухстах от меня, ушастый поднялся и помчал прямо. Слежу за ним, пока не скрылся он в белоснежной целине. Снова все застыло недвижимо вокруг. Только в белесом небе канюк-зимняк, житель далекой тундры, большими кругами плавно над полем ходит, полевок высматривает. Стороной одинокий ворон к лесу пролетел молчаливо.

Перед возвышенностью показалась лента лозняков с небольшими ольхами. Там Стугна протекает, совсем неширокая и ровная как канава. Отсюда в километрах четырех ее начало. Сошлись мы у речки совет держать. На льду лунки темнеют. Неужели тут рыба есть? «Наверное, вьюнов подхватками ловили», – говорит отец. Посовещавшись, решаем, что мы с Тишей на ту сторону перейдем, а батя с Леонидом Алексеевичем на этой стороне останутся, и так вместе пойдем вдоль речных зарослей. Так и пошли, растянув линию. Я и Леонид Алексеевич по зарослям, Тихон и отец – прилегающими полями. Место подходящее: травы, осока, кочки, кустарник негустой. Прошли уже шагов триста. Вдруг слева выстрел, потом через минуту еще: бах! бах! Вижу, отец поспешил вперед. Останавливается и поднимает в руке зайца, показывая нам. Удачно! Ждем, пока он зайца второчит, и идем дальше, держа линию.

Среди кочек цепочки мышиных следков попадаются. Кочки, поросшие осокой, как в высоких шапках, припорошены снегом. Вдруг впереди меня метнулся зверь. Я с ружьем встрепенулся. Среди кочек мелькнул рыжий бок. Лиса! Навскидку туда, на опережение – бах! Попал, не попал? Стою, ожидая выстрелов Тихона. Он замер неподвижно, смотрит вперед. Потом машет рукой – пошли, мол, дальше. Эх! Ушла «кумушка» – рыжий воротник унесла. Прошли мы еще с полкилометра. Заросли кустов кончились, потянулся голый кочкарник с лисьим следом. Мы сколько-то прошли вдоль него, но ничего не подняли. Сойдясь вместе, глядим по сторонам. Далеко впереди три охотника идут полем. Левее небольшая поросль с кривой вербой темнеет.

– Давайте к вербе подтянемся, – предлагает отец, – там где-то перекусим и посмотрим, куда нам дальше идти.

Тут только я почувствовал, как сильно проголодался. Пришли мы к зарослям, нашли поваленную осинку. На ней сидения себе устроили, подмостив сухих бурьянов и рюкзаки. Тихон костерок организовал. У Леонида Алексеевича с собой жестяная банка-котелок была. Мы в ней чистого снега натопили и чай заварили. На охотничьем привале чай – первое дело. Сидим, перекусываем. Батя рассказывает, как зайца взял, прорвавшегося от Леонида Алексеевича, потом – про разные случаи из своих охот. В поле далеко выстрелы захлопали. Охотники то ли косого где-то подняли, то ли уже отобедали и салютуют по полям.

Подкрепившись, мы отправляемся в направлении железной дороги. Отец, посмотрев расписание, сказал, что в 16.13 на станции Снетинка будет фастовская электричка. Хорошо бы успеть на нее, и у нас есть еще три часа светлого времени. Берусь нести батиного зайца, и мы выступаем шеренгой.

Прошли с километр. Бух, бух! – ударили рядом выстрелы. Катит вдаль сероватый колобок по белому полю. Это от Леонида Алексеевича заяц поднялся, но далековато. Подходим к широкой полезащитной полосе, пересекающей наш путь. Поперек к ней другая посадка протянулась, вдоль нее заснеженная грунтовка идет с неясными следами трактора. Отец с Леонидом Алексеевичем решили загончик по посадке сделать, а нас с Тишей поставить на краю. Я остаюсь на месте, подойдя к зарослям, Тихон пошел дальше влево, чтоб стать, где посадка заканчивается, а старшие полем стали заходить. Вдруг слышу, Тихон стреляет: раз, второй. Я в его сторону голову повернул и вижу, как в соседнюю посадку заяц побежал. Наверно, Тиша заходил на место и зайца поднял.

Проходит с четверть часа, приходят отец с дядей Леней, спрашивают: «Кто стрелял»? Тихон рассказывает: «Только стал в конце посадки у дерева, тут заяц: небыстро прыг, прыг от вас. Я только ружье к плечу поднял, а он – раз и сел столбиком на дороге. Я хорошо выцелил и «шлеп» по нему. Явно попал. А заяц подпрыгнул и поскакал в соседнюю посадку. Я по нему вдогон вторым бахнул, но он ушел в заросли».

Пошли мы к месту, где сидел на дороге заяц. Там на снегу заячьи следы и хорошо видно, что дробь на них густо легла, даже клочок шерсти лежит, но крови нет. Мы втроем пошли вперед на перехват и, растянувшись шагов на двести, стали вдоль второй посадки, в которую ушел заяц. Когда мы стали, Тихон по заячьему следу двинулся. Я внимательно смотрю в заснеженную посадку, не прозевать бы подранка. Проходит минута и вдруг крик Тихона: «Вот он! Здесь»! Спешим на голос. Подходим. На боку лежит в снегу серый с пушистым белым низом русак, на носу кровяное пятнышко. Внимательно осматриваем зайца.

– Ты куда его стрелял? – спрашиваю Тишу.

– В левый бок, – отвечает.

Смотрим. Бок чистый, но под пухом просматривается как бы забоина или большой синяк.

– Слушай, ты чем его стрелял, пыжами? – весело обращается Леонид Алексеевич к Тише.

– Нет, двойкой, – отвечает тот серьезно.

– Двойкой?... А покажи-ка патроны.

Тихон открывает патронташ. Там действительно на картонных пыжах папковых гильз помечены номера 1 и 2.

– А это что? – спрашиваю и вытаскиваю патрон с потертой, нечеткой цифрой. Похоже, девятка, т.к. внизу у нее сбоку точка видна, но выходит почти как 2. Батя достает ножик и вскрывает дробовой пыж. В патроне тускло поблескивают дробинки размером с просяное зерно.

– Смотри, – говорит Тихону отец и отсыпает на ладонь немного дроби. – Это же «бекасинник»! Наверно, ты таким же и по зайцу «жахнул», от того у зайца и синяк на боку.

– А кровь на носу? – смущенно спрашивает раскрасневшийся Тиша.

– Так это от внутреннего кровоизлияния.

– Странно. Похоже, в патронташ попала девятка, оставшаяся с летней охоты, – медленно говорит Тихон.

– И, похоже, не одна, – говорит батя.

Тихон начинает торочить ушкана на ружейный погон. Отец показывает ему, как нужно надавливать зайцу на живот, чтобы его «обезводить».

Подбираются ранние сумерки ноябрьского дня. Тускнеют голубые снега окрестных полей. Повесив ружья на плечи, направляемся к станции, обсуждая сегодняшнюю охоту и случай, подаривший Тихону его первого зайца.