В гостях у ветра

Владимир Саратов

Май, 2018 год

С полуночи шел дождь и перестал лишь под утро. Уже шестой час, пора становиться на место. Заталкиваю лодку между поредевшим кустом ежеголовника и стеной рогоза. Весла положил вдоль бортов, зарядил свой ТОЗ-34. Светает. Мокро и серо вокруг. Кругом на стеблях висят дождевые капли. Перед глазами довольно широкий плёс с рдестом, стрелолистом и кувшинками. Рогозный остров отделяет его от соседнего большего плёса. Слева, в метрах полста, в камыши вдается небольшая уютная заводь, густо поросшая рдестом.

Вдалеке глухо прозвучало несколько выстрелов. Стороной пролетела кряква и села поодаль в заросли. Опять заморосило, снова надеваю плащ. По воде, в метрах ста, из рогозов заскользила на середину плёса лысуха, за ней поплыло еще три. Пара чирков мчит, пересекая плёс, и опускается в заводь. Матерый крыжень облетает окрестности, выглядывая себе место, где бы сесть. Не шелохнувшись, веду за ним глазами, но крыжак уже заметил мою лодку и отворачивает на безопасном удалении. Ти-ти-ти… свистят тугие крылья совсем рядом и две кряквы, принимая резко в сторону, схлестываются крыльями. Вскидываю ружье, но утки уже над густыми камышами. Если собью – не достану. Опускаю ружье. Дождик то поморосит, то перестанет. Непонятно, либо он скоро прекратится, либо разгуляется еще больше. Повеял ветерок, зашевелил верхушки рогозов. Ну, давай, разгоняй тучи! Стайка чирков промчалась над заводью и, развернувшись, заходит на посадку. Напускаю ее как можно ближе и бью дуплетом. Один чирок выпадает из строя и шлепается на водоросли метрах в сорока.

Из однородной серой пелены в небе начинают образовываться облака. Дождь прекращается. Ветер морщит воду, шуршит стеблями рогозов, покачивает султанчики тростников. Пах, пах, пах, пах – гремят очередью выстрелы на соседнем плесе. Вскоре оттуда, из-за мыса, вылетает моторка. Проносится вдоль камышей, пеня воду, мчит через плёс, влетает в водоросли. Мотор глохнет. Из лодки доносятся энергичные выражения, под которые, очистив винт, моторизированные стрелки поворачивают обратно. Теперь такая охота, к сожалению, в порядке вещей…

Над зарослями показался болотный лунь. Похоже, он целил на сбитого чирка, но заметив меня, резко отвернул. Уже почти десять часов. Утка перестала летать. Выплыв на чистое, с противоположной стороны залива, ныряя, кормится стайка лысух. Что ж, поплыву дневать на ближний остров. Под всплески весел лодка плавно скользит по воде краем плёса, затем протокой. Уже рукой подать до отлогого илистого бережка в углу широкой заводи. Там в тростнике промят широкий проход, и можно причалить к илистому бережку. Место посещаемое: у прибрежных топольков чернеет кострище с рогульками, на земле постелена охапка тростника. Рядом валяются красные и зеленые гильзы двенадцатого калибра. На сучке висит высохшая щучья голова, а в соседнем кусте темнеет снятая с перьями кожа лысухи. Там же брошены пустые бутылки.

На кустах сушу свой плащ и палатку, собираю дрова. На готовом кострище развожу огонь. В закоптелом котелке варю картошку в мундире. Дым от сыроватых дров крутит в разные стороны ветер. После долгого сидения в лодке приятно походить по твердой земле. Остров негусто порос тонкими тополями и лозняком. Среди кустов нарядно зеленеет несколько пушистых сосенок. Пахнет влажными опавшими листьями и грибами. Возвращаюсь к костру с охапкой сухих веток и парой буроголовых подосиновиков. Огонек делает свое дело, картошка варится. Стайка синичек-лазоревок, будто желтые листочки, подхваченные ветром, пролетает над водой с тополевой вершины к дальним вербам. Полнеба закрывает серая облачность, а на северо-западе за ее краем ярко сверкает голубой простор. Но оттуда дует сильный холодный ветер. Его струи клонят вершины рогозов и тростников, шумят поредевшим золотым убором тополей и верб, срывая листву и устилая ею землю и воду. Облачная полоса проходит, и вот уже ярко засияло солнце. Поодаль в протоке появляется стайка лысух. Они держатся на одном месте и ныряют. Глубина там больше сажени, но на дне много ракушек, лакомых для них. Синеватой лентой тянется дорога-протока с черными лодочками лысух. По ее сторонам ширмы зеленоватых с позолотой тростников. В бирюзе неба плывут лебедиными вереницами белоснежные облака. Под ними вдали иногда засверкает жемчужной россыпью стайка уток. Вокруг очарование природы в мягких красках полновластной хозяйки осени – прекрасной, но своенравной…

– Здравствуйте, – звучит за спиной молодой голос.

Из-за кустов подошел плотный, рослый парень с ружьем за плечами. На голове вязаная зеленая шапочка, на круглом румяном лице добродушная улыбка.

– Охочусь на этих птичек, – сказал, кивнув на виднеющихся в протоке лысух. – Утром взял одну здесь. Мы с другом стоим на соседнем островке.

– Сейчас тут лысухи не подплывут, нас видят, – говорю. – Вы на той стороне острова попробуйте скрасть их.

– Пробовал только что. Не вышло, удрали. А вы тут щуку не ловили?

– Ловил травянок, а там, где сейчас лыски ныряют, в том году одну на полтора кило вытащил, – отвечаю.

Поговорили еще и, попрощавшись, парень направился к своей лодке. Когда я, пообедав, отплывал, он уже блеснил у островка, где виднелась желто-красная палатка, и вился сизоватый дымок от костра. Голубое небо заполняют стаи быстро летящих облаков. Опускающееся солнце посылает яркие лучи в разрывы между ними. Плыву протокой. Весла упруго толкают лодку. Лысухи впереди насторожились и загодя дружно, с шумом удирают в соседние заросли. Минуя два рогозных острова, выплываю на большой плёс. Перед глазами волнующаяся поверхность широкой воды. Далеко-далеко за ней, на суходоле синеют тонкой полоской леса. Несколько белокрылых чаек реет над плесом, а в просторе неба затерялась утиная стайка, как разорванная нитка бус, оброненная рукой осени. Плывя вдоль камышей, нахожу подходящее место, где небольшой залив вдается в высокие заросли. Тут они немного сдерживают разгулявшийся ветер. Только собрался заталкивать лодку в рогоз, как замечаю летящую низом утку. Хватаюсь за ружье. Утка, заметив движение, тут же отворачивает. Эх, поспешил! Не напустил в меру…

По небу растянулись широкие полосы облаков. Смыкаясь, они постепенно затягивают оставшиеся голубые просветы, а за спиной уже сплошь в слоистых серых облаках помрачневшее небо. Зари не будет. Ни утро, ни вечер не порадовали сегодня игрой красок. Ветер усилился и шумит в гуще стеблей. Свет солнца начинает гаснуть, тускнеют окрестности. Над плёсом пролетела плотная вереница быстрокрылых красноголовых нырков. Стайка чирков промчала. Прямо на меня над краем зарослей тянет, снижаясь, крыжень и… на распахнутых крыльях приводняется на той стороне залива. Эх, не там я стал! Где-то за спиной ударило в разных местах несколько выстрелов, начинается лёт. Пришел тот, желанный для охотника миг, когда в удивительном узоре соединяются свет и цвет, звук и образ, а чувства кипят и льются через край…

Вокруг как-то посерело, мушку на стволах едва видно. В заливе «закэвкала» лысуха. Пока вглядывался туда, прозевал пару чирков, по ветру бесшумно вылетавших сзади. Там, где сел крыжень, на воде что-то плеснуло, и вижу, оттуда приближается чирок. Стреляю – отворачивает, стреляю вторым, и он падает в край зарослей. Ти-ти-ти… четверка крякв плавно тянет перед моим разряженным ружьем, снижаясь в залив, и слышно, как там садится. Шу-у-х – в струях ветра проносятся опять быстрые чирки. Даже не успеваю вскинуть ружье, а они уже растворились в мутных сумерках. Тут же россыпь уток возникает перед глазами и мгновенно проносится над головой. В угон стрелять бессмысленно – сбитые, упадут в неодолимую гущу камышей.

Холодный ветер усилился и ударяет как-то сверху, разметывая и пригибая стебли рогоза. Его стена уже не защищает, будто поредела. В ушах шум ветра, перед глазами мелькающие стебли. От холода и волнения дрожу сам, как стебель. Вдруг тройка чирят с лету плюхается рядом на воду прямо передо мной. Одного вижу за пучком стеблей. Вскидка ружья как бы подбрасывает чирков вверх. Бах, бах – полетели… Высоко проходит пара крыжней, исчезая в густеющих сумерках. Шумят и шумят заросли под яростными порывами ветра, в их шуме уже не слышно утиных крыльев.

На штык беззвучно подходит четверка уток. Быстро успеваю закрыть стволами заднюю. Короткая поводка, выстрел… утка тряпкой падает слева в рогоз в метрах десяти от его края. Должен достать. Скорее, пока еще хоть что-то видно, надо плыть туда. Веслами, как шестами, торопливо выталкиваюсь на чистую воду. Перед глазами в сумеречном небе возникают рядом три темных пятна. Бросаю весла, хватаю ружье. Утки принимают влево. Бью по ближней. Она падает с громким шлепком на воду. Есть! А где весла? Одно плавает рядом, второе белеет на дне – утонуло. В его дюралевой трубчатой рукояти не было заглушки на торце. Под лодкой глубина с метр – ни в сапогах стать, ни рукой достать. Пытаюсь вторым веслом поддеть утопшее весло за уключину. Ничего не получается. Как же быть?.. В лодке лежит жердинка, она и выручает. Втиснув ее под уключину, медленно подымаю весло к поверхности и хватаю рукой. Уфф! Теперь скорее в рогоз, где упала первая утка. Рогоз там не густой, но совсем уже плохо видно. Кажется, упала где-то здесь. Вталкиваю лодку в густоту. Впереди что-то темнеет. Подтягиваюсь туда, хватаясь руками за стебли. Нет, это вывернутые корни рогоза в тине. Наклоняюсь к воде, так лучше видно. Вглядываясь вперед и по сторонам, продвигаюсь глубже. О, удача! Распластав крылья, битая утка застыла в прогалинке на черной воде. Тяну ее за тугое крыло в лодку. Теперь надо искать вторую, уносимую ветром. Взяв направление, налегаю на весла. По ветру двигаюсь быстро, кормой вперед. Что-то темнеет левее – задранный ветром лист кувшинки. Где же утка? Дальше, кажется, еще какой-то комок покачивается среди ряби. Туда. Гребу, приближаюсь. Кряква! Поднимаю ее с воды. Ох, хороша! Тяжелая, как литая. Холодные капли стекают по плотным перьям, белеет подбой растянутого на весу крыла. Теперь к зарослям – отыскивать чирка…