На берлоге

Фэдир Тыхый

Август, 2018 год

Люблю охотничий круг у костра. Где-нибудь в лесной глухомани, у черта на куличках. Нет, не тот, о котором могут подумать многие – со всевозможными возлияниями. А тот, в котором через край струится нектар теплоты общения, благожелательности, трепетной любви к природе и охотничьего удальства. В этом кругу мне пришлось пережить многие наиприятнейшие минуты моей жизни, услышать многочисленные рассказы, были, охотничьи байки, узнать многое о жизни охотников, повадках зверей, законах природы.

В свое время у меня появилось желание записывать эти рассказы, что я понемногу и начал делать, объединяя их в цикл «Мои охоты в Карпатах». Один из них представляю читателю.

Давно это было. Мой старший брат – Василий – лесоруб простыл на работе и сильно заболел. В первые дни и ночи он метался в страшном жару, тяжело дышал и все время пребывал в каком-то полусознательном состоянии. Местный фельдшер, тетя Аня, ничем не могла ему помочь. Пришлось ехать в район и везти к нему доктора. Потом его положили в больницу, и началось долгое лечение. Брат уже начал понемногу вставать с кровати, прогуливался по палате, но прежнее здоровье к нему не возвращалось. Прошел месяц, второй, его снова положили в больницу, а он все чахнул и чахнул. Похудел, осунулся, часто кашлял. Мать начала ходить по ворожкам, знахаркам, собирала какие-то травы, варила настойки, но болезнь не отступала.

В то время жил в нашем селе один старый охотник – дед Петро. В свои молодые годы в Австро-Венгерской армии он служил фельдшером, или как он выражался – фершалом. Их род с деда-прадеда слыл в нашей округе как искусные костоправы. И дед эту марку успешно держал, он не только лечил все вывихи, вправлял кости и животы, но часто успешно долечивал многих больных после наших дипломированных травматологов.

Как-то он несмело вошел в нашу хату, снял шапку и произнес, обращаясь к отцу:

- Чув я, Степанэ, бида у тэбэ, Васыль дужэ заслаб. Так вот тоби моя рада. Достань медвежой масты (жыру). Нехай Василь попйэ з гарячым молоком. Можэ, всэ и пройдэ. То-та масть нэ одного з того свиту вэрнула.

- Дякую, дядьку Пэтре, дякую за пораду! – запричитал отец, усаживая гостя. – А де ии взяты? Може, знаетэ?

-Якшо ни в кого нэма, то тилько в лиси. Я чув, шо менший твий, Мигаль (Миша), фурд (100%) добрый вадас (охотник). То най поможэ братови.

К сожалению, поиски спасительного жира, предпринятые нашей семьей, ни к чему не привели, и я обратился к молодому, но очень искусному и предприимчивому охотнику, работавшему лесником в нашем леспромхозе.

- Ваня, у нас в семье беда! Нужен медвежий жир. Помоги.

- Да, знаю! Но помочь ничем не могу. Жиру у меня нет. А медведи уже залегли… Разве что посмотреть старые берлоги? Может, повезет… Ну, тогда будь готов к медвежьей охоте.

К тому времени я уже имел трехлетний охотничий стаж и неуемную жажду охоты. Но на медведя я никогда не охотился, хотя и страстно мечтал об этом. Сложившиеся обстоятельства складывались так, что эта охота становилась для меня неизбежной и неотвратимой. Я понимал, что сделаю все возможное и невозможное ради родного брата. И вот в один из морозных декабрьских дней во двор зашел Иван.

- Ну что, Миша, ты готов?.. Я нашел медведя. Очень далеко, за Дилом (хребтом). Что за медведь и давно ли он лежит, не знаю, но то, что берлога не пустая – это точно. Так что послезавтра ночью выходим. А завтра хорошо подготовь ружье, патроны и охотничье снаряжение. Возможно, придется заночевать в лесу. Главное, не трусь. Поможет Бог нам, поможем и мы твоему брату.

Весь следующий день я находился в слегка возбужденном состоянии. Переполнившая меня предстоящей охотой на медведя и возможностью помочь брату радость перемешивалась с тревогой незнания предстоящих действий и опасностей этой охоты. Первым делом я решил сделать свежие пулевые и картечные патроны. Не так для большей уверенности в их надежности по сравнению с имеющимися у меня в достаточном количестве, как для собственного успокоения в самом тщательном исполнении возложенных на меня обязательств. Затем насухо вытер смазку на своем ИЖ-12, подточил охотничий нож…

Собираясь, старался вспомнить все, что слышал и читал о медведях и охоте на них. В памяти всплывали очень жиденькие и чахлые лоскутки конкретной и необходимой для данного случая информации. Я лихорадочно вспоминал все, что рассказывали об охотах на медведей мои друзья, особенно опытные и уважаемые в охотничьей среде. А такие рассказы у нас были хоть и нечастыми, но и не совсем редкими. К сожалению, книги об охоте в ту пору были большой редкостью, а редкие журналы «Охота и охотничье хозяйство», попадающие в мои руки, не оставили в моей памяти по этому вопросу существенного следа.

Я понял, что слушая и читая рассказы об охотах на медведей, мое внимание в основном привлекали обстоятельства, связанные с поведением самих охотников на этих охотах, – их мастерством, смелостью или трусостью и т.д. и т.п., а вот вопросы, связанные со способом самой охоты, с необходимым обеспечением и необходимыми для этой охоты навыками, как-то отсутствовали в моей голове. Но это обстоятельство не особо удручало меня. В предпринимаемом деле я полностью полагался на Ивана и по дороге к месту охоты собирался хорошенько расспросить его обо всех интересовавших меня вопросах и полностью согласовать с ним мои действия.

Из дому мы вышли с первыми сумерками. Тихо и незаметно оставили село и углубились в горы. Белый снег, звездное небо и сияющий в небе месяц делали наш путь достаточно осязаемым, а глубокий снег все менее легким. Наконец мы оставили последнюю лесовозную дорогу и медленно двинулись по снежной целине. Идти стало намного труднее. Мы часто отдыхали и менялись местами: первым шел то один, то второй.

По дороге я начал расспрашивать Ивана о берлоге и о том, что нам, в том числе и мне, надо делать на этой охоте. Как мы будем подходить к берлоге, ведь когда подойдем, об этом уже не заговоришь.

- Слушай, – произнес Иван. – Берлога расположена под большой буковой выворотью, упавшего не на землю, а на соседнее дерево. А потому щель (зев), образовавшаяся между огромным щитом вывернутых с корнями земли и камней и земной поверхностью, приоткрыта совсем слабо. Вот там-то и залег медведь. Зев этой расщелины плотно прикрыт ветками и засыпан толстым слоем снега, словно закрыт скатертью. И на этой скатерти чернеет только одно небольшое отверстие – чело, через которое медведь дышит. Вот тебе и вся обстановка.

- И как мы его будем брать? Что я должен делать? – не терпелось мне понять мою участь в этой охоте.

- Думаю, что выбора у нас никакого, кроме самого простого способа. Ты станешь против чела, а я длинным шестом постараюсь выкурить его оттуда. Как только он выскочит, бей его наповал. Главное здесь – не растеряться и бить по месту. Заряжай ружье пулей и картечью. Для медведя на близком расстоянии этого более чем достаточно. Знаю, что ты первый раз на такой охоте. Но соберись с духом, хорошенько настройся и будь спокоен. Потому что права на ошибку у нас нет. Не потому что мы можем пострадать, ты этим голову себе не морочь. А потому что уйдет медведь, и твой Василий останется без жиру. Спешить не будем, время у нас есть.

Все услышанное вызвало у меня оторопь и недоумение. В голове сразу созрело много неясных вопросов и всевозможных мыслей. Мне, конечно, льстило, что мне выпала роль главного исполнителя в этой затее, но, соответственно, на меня возлагалась и главная ответственность за все мероприятие. А не дай Бог второпях промахнусь… Или появятся какие-то непредвиденные обстоятельства. Но задать все эти вопросы Ивану как-то стеснялся. Еще подумает, что я струсил, и расскажет моим друзьям-охотникам. Нет уж, лучше промолчать и полностью положится на Ивана.

Несколько часов мы поднимались на Дил. Ноги уходили в глубокий снег. Для того чтобы сделать каждый следующий шаг ногой, которая должна была ступать вперед, надо было сначала вытаптывать в снегу перед собой место для опоры, а потом только ступать, и дальше все повторялось снова. Несмотря на это, ноги часто проваливались, и тело уходило в снег по пояс. Мы двигались очень медленно и сокрушались о том, что оба не имели снегоступов. Перед самым Дилом в заканчивающейся полосе леса Иван срубил длинную, тонкую жердь и мы поднялись на Дил (хребет).

Огромная, белая полонина с большущим, наметенным вдоль хребта, сугробом нависла над нами. Нас окружала полная тишина и безмолвие. Стоя по пояс в снегу, мы любовались окружающим миром. На востоке контуры гор окаймлял едва заметный нимб от лучей встающего, но еще невидимого солнца. Среди этой разящей, окружающей нас белизны мы чувствовали себя двумя щепками, заброшеными в безбрежный снежный океан. Суровое величие зимней природы бодрило и впечатляло. Открывшаяся панорама заснеженных гор затмевала все самые известные картины самых известных художников о заснеженных вершинах, казалась сказочной и неестественной.

Какое-то достаточно продолжительное время мы двигались вдоль верхней черты леса, время от времени останавливаясь передохнуть или разглядеть следы редкого зверя. Холодное зимнее сонце, поднявшись над горизонтом, бросило на нас тени деревьев и оживило всю окружающую природу. Все стало ослепительно белым. В лесу лучи солнца рассыпались на ветках деревьев, слепя глаза и играя всеми цветами радуги. Восторг и изумление наполняли наши души. Сердцу было легко и радостно, несмотря на большие физические нагрузки. И вот Иван остановился и шепнул мне на ухо:

- Вот мы и пришли. За этой гранкой (хребтом) в нескольких сотнях метров берлога. Давай перекурим, остынем, а я подготовлю большую жердь. А дальше будем действовать как договорились. Все помнишь?.. Где поудобней стать против чела – выберешь сам, а моя задача – его оттуда выкурить. Как тронемся с этого места, никаких звуков. Общение только знаками. А сейчас давай зарядим ружья и подготовь хотя бы два патрона для наиболее удобного их извлечения. На всякий случай…

Взобравшись на гранку, я увидел поваленный ветром и зависший на другом дереве бук. Его вырванные корни вперемежку с землей и камнями образовали большую плоскость. Подойдя ближе, я увидел, что зев этой оторванной от земли плоскости полностью закрыт снегом, но посредине него чернело небольшое отверстие. Я понял, что это и есть чело берлоги. Оглядевшись, я стал примерно в 10 метрах напротив этого чела, спиной к старому буку. Посмотрев на Ивана, показал пальцем это место и кивком головы получил его одобрение.

Взяв ружье на изготовку, начал наблюдать за Иваном, расположившемся справа от меня. Он, слегка раскачивая, начал засовывать 6-метровую жердь в образовавшийся зев. Проткнув мешавшие ей ветки, жердь вошла внутрь берлоги и Иван стал медленно ею двигать, из берлоги послышался какой-то урчащий звук. Я держал ружье у плеча и сквозь мушку всматривался в берлогу. Спустя некоторое время в челе появилась и застыла голова медведя… Несмотря на то, что Иван продолжал орудовать жердью, голова не двигалась. Время шло, ничего не менялось. Стрелять медведя в голову я не решался, потому что голова казалась мне какой-то маленькой, как и само чело, и я боялся промазать. Но время шло и надо было принимать какое-то решение и я, подумав о том, что с такого близкого расстояния я не должен промахнуться, нажал на курок. Выстрел потряс тишину, больно ударил по ушах и покотился раскатами утихающего грома между зворами и горными хребтами. В мгновение разлетелось чело берлоги и выскочивший медведь бросился на Ивана. Я нажал на второй курок и медведь свалился в двух шагах от берлоги. Шумный выдох облегчения вырвался из моей груди. С ружьем в руках я двинулся к чернеющему на снегу зверю. Удовлетворением удачно завершенного, столь важного для меня дела начало наполняться все мое естество и тут… прямо передо мной со страшным рыком и треском поднялась, разлетаясь в стороны, накрытая ветками и толстым слоем снега берлога. Из-под земли вырос огромный медведь, поднялся на задние лапы, раскрыл огромную пасть и зарычал страшным рыком. В каких-то 5-6 метрах от разъяренного медведя я держал незаряженное ружье, оторопев от неожиданности. Холодный дикий ужас начал сковывать все мое тело. Я чувствовал, как на голове начали медленно подниматься волосы, а внутри меня что-то оборвалось. Медведь зарычал еще и еще. Страшные звуки его рычания леденили кровь. На уровне подсознания промелькнула только одна мысль: «Замереть и не двигаться».

Заревев еще несколько раз, медведь стал на четвереньки и бросился в лес. Убегал он достаточно резво, не оглядываясь, пока не скрылся за частоколом буковых стволов. Только тогда я заметил, что справа от меня с ружьем за спиной и жердью в руках, как статуя, стоит Иван. Я перезарядил ружье, подошел к убитому медведю и медленно присел на его тушу. Рядом присел Иван. Мы долго молчали, пока не пришли в себя, а потом начали разбираться в произошедшем.

Мы пришли к выводу, что в берлоге с медведицей лежал пестун. Его-то я и убил. И, как оказалось, совсем не так, как я думал – пулей. Я просто первый раз не попал в его узкий череп. Пуля лишь царапнула медведя по щеке, вырвав клок шерсти. Это и заставило его с такой прытью ретироваться из берлоги. Второй, картечный, заряд, пущенный мною впопыхах, прошел выше медведя и только одна картечина перебила медведю позвоночник.

Обсуждая ситуацию, мы пришли к выводу, что сделанная мною ошибка, когда я сразу после выстрелов не перезарядил ружье, спасла меня, а, возможно, и Ивана от смерти или увечья. Потому что если бы у меня в ружье были патроны, то я обязательно стрелял бы и по медведице, а вероятность остановки такого крупного зверя на таком незначительном расстоянии была очень мала. Даже с пулей в сердце такой огромный медведь до того как самому испустить дух, выпустил бы его и из меня. А уж если бы он получил рану полегче...

Оказалось, что предвидеть произошедшего мы не могли. О таких случаях в округе никто ничего не знал и не слышал. Только после произошедшего Иван начал вспоминать, что о подобном он где-то читал, и что там описывали подобное поведение медведей в период зимней спячки, и что в одной берлоге могут зимовать даже трое медведей: медведица, пестун и сеголетние медвежата. Я о таком тоже ничего не знал и только после этого начал собирать все сведения о поведении медведей и нашел описания подобного случая.

Натопленого из пестуна жира оказалось немного, но вполне достаточно для полного излечения брата, который и сегодня, слава Богу, жив и здоров.