С чучелами

Владимир Саратов

Июль, 2019 год

Когда я ходил в первый класс, отцу на сорокалетие Георгий Матвеевич, земляк и друг-охотник, подарил три утиных чучела. Они были гуттаперчевые, размером с двухмесячную крякву. Изначально цвет их был желтый, т.к. это были детские игрушки, которые дядя Жора довольно правдоподобно раскрасил масляными красками в селезня и двух уточек.

Ездил ли с ними охотиться отец, не помню. Работая уже молодым специалистом, по случаю я купил с рук на Куреневском рынке четыре утиных резиновых чучела. Два из них, небольшие, представляли чирков, но раскраска их пообтерлась, и зеленоватые «зеркальца» на боках едва угадывались. Третье, буроватое чучело, выглядело как-то неопределенно и размером, и цветом – ни чирок, ни кряква. В четвертом хорошо узнавался селезень красноголового нырка с темно-каштановой головой и светло-серой спинкой в мелкую поперечную полоску. На брюшке у чучел были приклеены полоски резины с просветом, за которые на полутораметровых поводках из лески я привязал свинцовые грузики. Все чучела на затылке имели небольшое отверстие для движения воздуха при сжимании, и их можно было плотно укладывать в сумку или рюкзак.

На следующий год, в сентябре мы с отцом поехали охотиться первый раз с этими чучелами. На охотбазе берем знакомую нам дощатую лодку-плоскодонку №116 и плывем к «первой протоке».

Дует крепкий встречный ветер. Некоторые волны идут с белопенными гребешками, и нас немного побросало и побило, нахлестав воды через щели в носу лодки. Заходим в протоку, в ней тихо, никакого ветра – благодать. Через дымку слоистых облаков мягко просвечивает солнце. Летит тонкая паутина, и кругом по берегам на траве серебрятся ее нити-пряди. Только мы вышли из протоки, снова ветер и гуляет волна на широком плёсе. С трудом пересекаем его. Над самой водой пролетела стайка, с десяток чернетей, едва не задевая крыльями гребешки волн, опустились поодаль у островка, ветер им нипочем. На втором плёсе, посредине из негустых травок при нашем приближении стали взлетать утки. Одна кряква засиделась и поднялась совсем близко, да такая здоровущая! Дальше на заросшем мелководье тоже были утки. Ружья наши зачехлены, т.к. сегодня пятница. Солнце повисло у горизонта. Мы правим к знакомому острову на ночевку. Место это нам приглянулось с первых наших поездок сюда. Причалив, начинаем заниматься костром и ужином. С соседнего плёса часто доносится кряканье днюющих там уток. Густеют сумерки. Когда полностью стемнело, утиные стайки и одиночки, покидая плёс, пошли в сторону села на береговые заливы; лёт шел с треть часа. От обилия уток я стал строить радужные планы на завтрашнее утро, представляя себе богатый лёт.

Ночуем, постелив на дно лодки охапку рогоза, надев свитеры и ватные брюки, укрывшись телогрейками и брезентовыми плащами. Ночь звездная, но ветер не унимается. Еще только восемь часов, спать не хочется, лежу, слушая ночь, глядя в бесконечность звездного неба. Шуршит рядом тростник под ветром, на плёсе слышно, как крякают и полощутся утки. Ляпнул по воде хвостом бобр. Вдруг желтоватый след метеорита прочерчивает небо и сразу же следом за ним падает второй. Засыпаю и просыпаюсь, и снова засыпаю, мысленно ожидая прихода утренней зари.

Поднимаемся в 5.20. Мрак ночи отступает и уже чуть посветлел восход. Выплываем на лодке. Отец высаживает меня на знакомый островок среди плёса, а сам гребет дальше и становится на воде в зарослях ежеголовника. Густой куст ситника-куги, в котором я охотился тут месяц назад, уже развалился. Приходится становиться в его остатках на одно колено, что неустойчиво и для стрельбы плохо. На востоке разгорается заря, щедро расцвечивая небосклон пурпуром и охрой. Пролетают изредка большими косяками кряквы, десятка по четыре, но все очень высоко. Летят, похоже, и шилохвостки, у них более вытянутые очертания. Несколько раз на меня шли невысоко утки, но издали замечали и облетали.

Батя стоял с чучелами. Сначала сбил чирка, потом крякву, и я видел, как она, сложив крылья, камнем упала в рогоз. Раза два батя мазанул, раза три прозевал хорошие налеты, но взял еще двух крыжней. Простояв безрезультатно, я принялся топтать по краю островка, и на мысу поднял крякву. Выстрелил по ней. Она отлетела шагов сто, покачнулась и упала, забив крылом по воде. Когда совсем рассвело, ко мне подъехал отец, и мы поплыли за моей уткой. Потом мы переплыли на ближний мыс и решили там постоять, не выставляя чучела. Тут отец взял чирка-свистунка, селезня, который уже начал менять летнее перо на брачный наряд. На соседнем плёсе были видны плавающие и перелетающие утки. Плывем туда и пробуем выставить чучела у тростникового островка. Но глубина оказывается больше сажени, и поводки с грузилами у чучел не достают дна. Тогда мы просто заталкиваем лодку в тростник и ждем. Простояв до 11 часов и ничего не сбив, заканчиваем охоту…

В следующем году, в августе, я заметил на плёсе в водорослях какой-то предмет. Это было перевернутое резиновое чучело кряквы, не новое, но целое, правда, с оторванной на брюшке полоской для крепления поводка. Я привязал поводок с грузилом к шее найденного чучела и присоединил его к нашей «резиновой стайке».

В сентябре, по отзывам знакомых, утки было мало, и мы поехали на охоту лишь в середине октября. На киевском Речном вокзале были около семи часов в пятницу, думая уехать в 7.50, но билеты достали лишь на 9 часов. Встретили у касс знакомого охотника, Владимира Петровича, он брал билеты на 12.50. Будучи в отпуске, на прошлой неделе он хорошо порыбачил и поохотился. Попал в «жор», наловил десятка три щук, поймал даже двух по пять кило. В субботу, рыбача на плёсе, заметил стаю чирков и красноголовых нырков. Сунулся на лодке в кугу, бросил чучела рядом и взял шесть чирков и двух красноголовов. Владимир Петрович живо рассказывал, глаза его сверкали охотничьим задором, а я с интересом вслушивался в подробности его повествования в предвкушении нашей поездки.

Приехав на охотбазу, мы взяли знакомую нам лодку 116. За прошедшее время ею, видно, изрядно попользовались, и она уже сильно стала подтекать в носу. Пришлось нам целый час заниматься ее ремонтом: конопатить нос пеньковой веревочкой и варом, предусмотрительно взятыми отцом. Наконец, отплываем. День тихий и солнечный. Выехали на плёс и занялись рыбалкой. Отец на спиннинг поймал четырех окуней. Вечером на знакомом острове мы поставили палатку и сварили из них отменную уху, поужинали. В темноте было слышно, как в окрестных зарослях и на плёсах крякают жирующие утки.

В субботу встаем около пяти часов. Выплываем на залив и у края водяных зарослей выставляем наши чучела. Лодку заводим между плотными куртинами ежеголовника высотой с метр. На восходе начинает светлеть небо у горизонта. В серых сумерках стали перелетать с плёса к зарослям лысухи, и мы взяли по одной. Небольшими стайками высоко пошли на большую воду утки. Вижу, тянет над заливом пара крякв и вроде к нам приближаются, но вдруг резко взмывают. Мы стреляем – далековато и мимо. Низко, стороной промчала стайка свиязи. Вот тянет пятерка крякашей, но в метрах семидесяти почему-то отворачивают. Потом было еще несколько налетов в таком же роде. Совсем рассвело. Высоко пролетело семь крякв углом во главе с зеленоголовым, белобрюхим селезнем-вожаком – красиво!

Отец пошел топтать в длинных резиновых сапогах по травам. С подрыва взял крякву, а я сбил пролетавшего бекаса. После девяти часов утка перестала летать. Мы принялись рыбачить, поймав до полудня по щуке и окунька. Днем готовили обед на костерке и отдыхали. Вечером стали там же, где и утром, опять выставив чучела. Лёт начался, когда почти погасла заря, но утки шло немного. Мы стреляли несколько раз. Я сбил чирка, а отец свиязь.

В следующий раз на охоту мы поехали через три недели, уже в начале ноября. Отец с трудом достал билеты на «ракету», поехав за день в шесть часов утра в кассу, и был одиннадцатым в очереди. На водохранилище с утра был небольшой туман. Безветренно, поверхность воды как зеркало. Кое-где у тростников темнели небольшие стайки чернети, белели боками гоголи и плавали поодиночке остроносые нырки-чомги. Вода прибыла, и на острове, где обычно ночуем, остался лишь небольшой «пятачок» сухого места. С лозняков уже опали листья, тростник пожелтел, стрелолист поник. Солнце просвечивало сквозь дымку слоистых облаков. Летела паутина, и на глади воды было много приводнившихся паучков.

У тростниковых островков между плёсами кое-где плавают лысухи. Отец подвозит меня на одном весле, а я с ружьем сижу на носу лодки. Так нам удается взять двух лысушек. Потом плывем вдоль длинной тростниковой гряды. Видим лысух, но они осторожные и загодя прячутся в заросли. Здесь становимся в лодке на вечерний лёт. Неподалеку в тростниках слышна возня кормящихся лысок. Когда почти совсем стемнело, с водохранилища стайками высоко пошла утка. Пролетело несколько больших стай шилохвости, по 3-4 десятка, отрывисто покрякивая. Я выстрелил по налетевшей крякве. Она стала снижаться и упала вдали на плёс (там ее мы и нашли). Пару раз вплотную налетали небольшие стайки чирков, и отец сбил одного. Начал моросить дождик. Он то прекращался, то усиливался. Уже в темноте под дождем мы поплыли к своему островку и поставили палатку на валявшейся там куче мокрого тростника, накрыв ее полиэтиленовой пленкой. Затем перенесли из лодки рюкзаки, постелились и улеглись спать. Всю ночь по палатке шуршал дождь. Было сыро и зябко.

Утром встали около шести. Дождь прекратился, поднялся ветер. Я пошел краем берега по острову. Из рогоза в шагах двадцати вылетела кряква, со второго выстрела сбиваю ее. На соседнем острове видны два охотника и оттуда долетают их нечастые выстрелы. Над плёсом иногда тянут стайки по 3-5 уток. Выплываем постоять с чучелами. Выставляем их у небольшого тростникового островка на глубине с аршин. Некоторые утки одиночки и стайки тянут к нашему островку, но происходят странные вещи: в шагах ста почти все они резко взмывали вверх или же отворачивали. Нам удается сбить лишь двух чирков и чернеть. А ведь и в прежние охоты с чучелами подобное у нас уже бывало. В чем же дело?..

– Плохо замаскировались, – говорю, – тростник тут совсем редкий.

– Возможно, – задумчиво отвечает отец.

Простояли мы до полдня и ничего больше не взяли. Поплыли собирать чучела. Поднимаем их с воды, сматываем поводки.

– Ага! – восклицает батя. – Вот, похоже, в чем дело, – и показывает мне на чучело кряквы-найденыша.

– Посмотри, что-то замечаешь?

– Да нет… ну-у-у, оно как бы вверх смотрит.

– Вот то-то и оно, что вверх, – говорит отец. – Вверх! А у всех остальных клювы горизонтально. Вверх, это значит, собирается взлетать, понимаешь!

– Ммм… угу, – соображаю.

Дома мы это чучело «прооперировали»: отрезали ему голову и снова приклеили ее так, чтобы клюв был направлен книзу. В последующие охоты наши резиновые подсадные работали нормально, и лишь в солнечные дни бывали «от ворот повороты», когда на чучелах возникали яркие отблески.