Под Новый год

Владимир Саратов

Январь, 2020 год

Пятница. Ранние декабрьские сумерки, подмораживает. В 16.50 с рюкзаками и ружьями садимся с отцом в автобус ГАЗ-63, выписанный для поездки охотничьего коллектива КПИ. В автобусе нас уже ожидает Эдуард Викентьевич, сослуживец отца. От метро «Политехническая» едем на улицу Тургеневскую к Леониду Андреевичу; там в сборе Володя «Подолянин» и Евгений Иванович, военврач в отставке (друзья Эдуарда Викентьевича). Потом заезжаем к Викентьевичу домой. Он быстро переодевается, берет ружье и рюкзак. Сюда, как уславливались, подходит и Володя «Длинный». У моста Патона в начале седьмого садится Александр Николаевич, наш охотничий председатель. Вот почти вся команда в сборе. Не хватает только братьев Ивановичей, но они в этот раз не едут.

Выезжаем из Киева. Радость ожидания поездки стала радостью встречи с друзьями-охотниками. Идут оживленные разговоры. Я с упоением слушаю охотничьи рассказы. Евгений Иванович, повидавший разные охоты, рассказывает про охоту в Беларуси на тетеревов зимой с подъезда: «Едешь на лошадке в санях по заснеженной лесной дороге. Смотришь, впереди на березах сидит стайка тетеревов или же одиночки, мерзлые сережки поклевывают. Не спеша подъезжаешь на выстрел. Бац! – и краснобровый косач валится в снег. Подобрал добычу и дальше искать, где слетевшая стая опустилась, или же других тетеревов увидишь»...

Тянется вдаль дорога, однотонно гудит мотор, склоняя к дремоте. Постепенно шум голосов примолкает. Но вот в свете фар шоссе перескочил заяц, вызвав общий всплеск нового оживления. В 22 часа с минутами заезжаем к председателю районного отделения УООР, отмечаем лицензию и через полчаса въезжаем во двор знакомого егеря Василия Емельяновича. Теплая встреча, рукопожатия, недолгий ужин с беседой и ложимся спать. В этот раз мы с отцом взяли надувные матрацы. Кладем их на пол, залезаем в спальники и почиваем себе в тепле.

Суббота, подъем в 6.00. Утро бодрит: на улице ясно и мороз градусов 10. Перекусываем на скорую руку за кружкой горячего чая и идем к деду Трохиму Гордеевичу – помощнику Омельковича. Деды начинают совещаться, где лучше начинать, и решают двигать в лес к «лечебнице», которая километрах в пяти от села. Первый загон делаем в квартале Дубки. Урочища многих лесных кварталов здесь имеют свои названиями и, зная их расположение, легко представлять местность и брать направление. Для меня же в этих названиях таилась еще и какая-то чарующая притягательность.

С Омельковичем и Трохимом нас десятеро. Идти наперво загонщиками вызываюсь я и Володя «Подолянин», Трохим с нами проводником. Омелькович с боковой просеки заведет стрелков поперек квартала и расставит их в его середине, загнув линию из четырех номеров вдоль лесистого склона. Сам станет последним с краю. Мы же, выждав условленные полчаса, начинаем гон. Шуметь не надо, т.к. снежная корка-наст хрустит так, что слышно за метров 100. Идем, лишь иногда перекликаясь, чтобы выдерживать линию между собой. Лес вокруг лиственный, не старый. В нем много липы, граба, клена и дубов; древесные стволы толщиной с пол-локтя, попадаются и «ветераны» в обхват толщиной. Только я прошел шагов полтораста, как в метрах восьмидесяти стронул трех косуль. Бурыми боками они замелькали в мелком подросте; сразу пошли назад и вышли из загона. Была еще пара коз, которая прошла через правый край на виду у Омельковича, но вне выстрелов.

Собравшись на просеке, возбужденно обсуждаем первую облаву: что да как было не так. Деды, меж тем, держат совет: куда дальше? Предлагают взять заболоченную низину за «лечебницей». Переходим туда и охватываем загоном поросший рогозом с ивняком и молодыми ольхами участок вдоль речки, спрямленной в канал шириной метров шесть. Загон очень трудный. Гонщикам пришлось пробираться через густые травяные заросли, обходя большие ивовые кусты. Место «звериное», но зверя никто не видел, да его, похоже, тут сегодня и не было. Только по льду канала шел заячий след и оплывший лисий нарыск, а в снегу у канала темнели лунки старых следов секача, ходившего здесь еще в оттепель. Перемещаемся в урочище Березняковое. Там на поляну рядом с просекой завезена для подкормки машина жома, разложенного на две кучи. По следам видно, что сюда наведываются кабаны, но зверя в этом загоне мы не подняли. Следующий загон устраиваем по крутому лесистому склону. Внутри облавы, на участке с хвойными посадками, наталкиваемся на грузовик и семерых лесорубов. Они выборочно прореживали молодые елки на предновогоднюю продажу. Тем не менее дальше, в густом грабовом молодняке, кормилась косуля. Затаившись, она ушла потом вспять гону.

Когда гонщики вышли на просеку к стрелкам, деды стали судить-рядить, куда податься дальше. В это время подошло трое местных охотников, а с ними тощая пегая собачонка по кличке Пиратка, отчаянно идущая по кабану, как сказал Омелькович. Подошедшие сетовали, что наст не дает подойти к зверю. Мы намеревались дальше взять Каретник, но встреченные нами охотники там уже были. Решаем идти в направлении села на край леса у долины. Пришли туда, сделали загон – пусто. Быстро сгущаются сумерки; лес негостеприимно насупился, холодает. Уставшие возвращаемся, в село приходим уже в полной темноте.

В хате Омельковича горит свет. Жинка его, Мария Григорьевна, наливает всем в тарелки до краев горячий, только сваренный кулеш. Ужинаем. Омелькович рассказывает, как две недели тому он и встреченный нами сегодня Сергей взяли на «промотстреле» двух кабанов; один завесил пять, а второй восемь пудов!

Поговорив об охоте, Василий Омелькович начинает говорить о рыбалке. Охотой он занялся только лет десять тому, а до этого любил рыбачить в озере у села (озеро это уже высохло). Послезавтра собирается пойти на ловлю вьюнов. Я расспрашиваю подробнее. Омелькович рассказывает: «В речке-канале, у которой мы сегодня делали загон, водятся вьюны. Рубишь лунку, опускаешь в нее «подхватку» (мелкоячеистый сачок на длинной ручке), захватываешь ею ил со дна, а с ним и вьюнов вытаскиваешь. Наловишь с ведро и домой. Жинка пирогов с вьюнами напечет – вкуснотища!».

Воскресное утро. До Нового года остается три дня, а сегодня – последний день сезона охоты на копытных. Все расстроены вчерашними неудачами, но бодро начинаем охоту. Первым загоном берем Герасимову гору – место «крепкое», и там всегда держится зверь. Гора от основания метров полста в высоту, с овражистыми местами и обрывистым южным склоном, вся поросла лиственным лесом. Стою на номере перед высоким кленом в обхват толщиной. Рассеянный свет короткого зимнего дня рисует перед глазами только темные стволы деревьев над белым снегом. Лес безмолвствует. Неподалеку юркий поползень, сизый с белым, снует на соседнем дереве и осыпает кусочки коры, обследуя ствол; несколько желтогрудых белощеких синичек попискивает вокруг. Вдруг вижу, не спеша приближается заяц: прыг-прыг, прыг-прыг… и в шагах полста – раз! и сел за деревом, только одно ухо видно. От близкого присутствия дичи меня начинает всего колотить. Жду, когда же заяц поскачет. Тут поодаль мелькнул среди стволов кто-то из гонщиков, а заяц бросился обратно в загон. Загонщики видели еще косулю, но на стрелков она не пошла. На этой горе все время получается как-то не так – сложное место и зверь тут осторожный, бывалый.

Следующий загон делаем в урочище Пески. Там на краю леса, где солнце протопило снег до зеленой травки, было много жировочных заячьих следов. Я даже подумал, что тут наверняка стрельнем ушастого, но никакого зверя ни гонщики, ни стрелки на удивление не видели. Омелькович с Трохимом принялись совещаться. Неудачи охоты их разгорячили, и они с упорством пререкаются. В конце концов решают: возьмем Грабки.

Стрелков Омелькович поставил углом: троих вдоль просеки, а четверых на правом краю загнул по оврагу. Гонцов Трохим повел на угол стрелковой линии. Первым от просеки в овраге стал мой отец, дальше я и остальные. Вновь начинается тревожное, молчаливое ожидание на номере в загадочной лесной тишине. Стою, напряженно ловя каждый окрестный звук. Примерно через час показались загонщики. По окончании гона выяснилось, что на отца выходили две козы и остановились перед ним среди подроста в шагах восьмидесяти. Отец не стрелял в густоте, ожидая, что косули пойдут ко мне, а они постояли, прислушиваясь, и ускакали обратно в загон. Ветер тянул на коз, так что могли нас и учуять. Тут «потерялись» Леонид Андреевич и Володя «Длинный». Трохим им не крикнул, когда начал гон, а те всё стояли и ждали сигнала. Наконец, пошли, но сбились с направления, и мы долго их дожидались, крича и трубя в стволы.

Приближается вечер. Еще две, от силы три облавы и охоте конец, а результата всё нет. Поторапливаясь, делаем новый загон в Коянихе. Гонцами иду я и Володя «Длинный» (как только что проштрафившийся гонщик); посредине между нами – Омелькович. Лес тут тоже лиственный с подростом из молодых лип и кленов. Где растут дубы – попадаются старые порои кабанов, искавших жёлуди. Три сойки неторопливо перелетают, садясь на взрыхленный снег, выискивают и себе жёлудь на поживу. В кустах замечаю овальную вмятину с аршин в длину – кабанья лежка. Мы прошли уже, наверно, половину квартала. Окликаю Омельковича, потеряв его из виду. Вдруг с его стороны громыхает выстрел, затем второй. Замираю на месте сам не свой. Сердце стучит так, что отдается в ушах. Где-то рядом – зверь! Проходит с полминуты в тишине и несколько впереди ударяет третий выстрел. Тут же слышу крик Володи «Длинного». Спешу на крик. Среди деревьев на снегу лежит косуля, рядом – Володя и Омелькович. Вижу, как Омелькович открывает ружье, вынимает патроны и начинает дудеть в стволы, подавая сигнал о трофее. Володя сияет. Подойдя, поздравляю его. Он взял крупного козла с одним рогом. Второй рог то ли сейчас отломился при падении зверя, то ли козел его раньше сбросил. Ищем в снегу: все место вокруг тщательно обшарили, но рог так и не находим. Подтягиваются остальные охотники. Начинаются расспросы. Косуль была пара. Омелькович по ним два раза стрельнул в подросте. Козы пошли вправо мимо Володи, и одним выстрелом с шагов полста он пулей срезал передового козла на всем скаку (сколько рогов у козла было, не помнит).

Пока еще светло, решаем разделать добычу на месте. Отделив на задних ногах сухожилия от кости, подвешиваем козла на крепкий сук. Володя снимает шкуру, потрошит. Трохим ему помогает и учит, подсказывая и поправляя. Некоторые наши охотники, стоя рядом, обучаются, остальные разговаривают, собравшись в сторонке. В кронах соседних деревьев перелетает с писком стайка разных синичек, с ними кочует пестрый дятел, простукивая сухие стволы и ветки…

Через час мы уже выступаем по лесной дороге в сторону села. Приходим в егерскую хату уже в темноте. Начинаются сборы и подготовка к отъезду. Хозяйка тем временем готовит ужин. На столе появляется нарезанное ломтиками сало, свежая поджарка из козьей печенки, большой казан с горячей вареной картошкой. Душистым ароматом раззадоривают аппетит домашние соления: огурцы, помидоры и моченые яблочки в расписных глиняных мисках. Наконец, все расселись по местам. Весело зашумело застолье; сверкают глаза на раскрасневшихся с мороза лицах. Встает Александр Николаевич, шум голосов смолкает и звучит первый тост: «За охоту и удачное закрытие сезона!».