По тающему снегу

Владимир Саратов

Январь, 2021 год

Лишь в четверг стало известно, что в ближайшую субботу, 14 ноября, по Киевской области состоится открытие охоты на пушного зверя. Сразу после обеда отец поехал в городское отделение УООР и взял отстрелочные карточки: себе – сезонную по области (льготную как ветерану войны), а мне - разовую в Бориспольское охотхозяйство.

Субботнее утро выдалось туманным, с небольшим заморозком. Снега уже почти не было, а три дня тому намело его три вершка, но он сразу же начал таять.

С электрички на станции Разъезд сошло девять охотников. Сначала мы пошли вместе с ними по полю вдоль железной дороги, а потом отвернули под прямым углом. Дошли до какой-то канавы с водой, перешли ее и попали на пашню. Сгустился туман, обволакивая окрестности; видимость - шагов триста. Навстречу появляются два молодых охотника лет 23-25. Подойдя, они остановились, поговорили с нами. Парни видели лисицу и подняли четырех зайцев, причем одного взяли. При них зайца не было, его стрельнул их отставший товарищ, шедший поодаль.

Прошли мы с отцом всю пашню и вышли на залежь. Кое-где на ней по травам еще белел пятнами снег. На залежи было много мышей, то и дело они мелькали, шурша в траве. Прошли мы травы, вышли на стерню. Идем по ней не спеша. Вдруг в шагах шестидесяти от меня поднимается заяц. Я дважды выстрелил, но, похоже, обзадил. Досадуя на неудачную стрельбу, иду дальше. По сторонам вдалеке иногда звучат выстрелы – с утра я насчитал их уже с десяток. У большой скирды соломы присаживаемся отдохнуть и подзакусить.

– Заяц от тебя далеко поднялся? – спросил отец, беря с расстеленной бумаги кусочек колбасы к хлебу.

– Да, в меру. Только я мазанул постыдно.

– Жаль. Ты, когда стреляешь, целься наперед, выдерживая линию, и быстро веди ружье, не останавливай.

– Да вел и целился, только куда? – говорю с досадой.

Потом мы ходили по полям до самых сумерек, но больше зайцев не видели.

В следующую субботу мы с отцом поехали уже в Черкасскую область. Сошли с поезда на маленькой станции. Дул южный ветер, температура была выше нуля, но поля кругом белели под небольшим слоем снега. Прошли мы сельцо шириной в один двор и вышли к полю с кошеной кукурузой. На поле из снега кое-где выступали остатки початков с желтыми зернами и темнели норки, соединенные бусинками мышиных следков. Там же и лисьи лапки пропечатались. Прошли мы это поле и вышли на пашню. Стороной, невысоко, пролетела стая крякв на юг, к Днепру. Я проводил их долгим взглядом, насчитав шесть пар. Проходим пашню. На ней далеко поднялся заяц и помчал, мелькая серо-белым клубком, скрывшись в окрестных далях. Пересекаем узкую лесопосадку и попадаем на свекольное поле. Здесь во многих местах из снега выступали оставшиеся корнеплоды, и возле каждого была мышиная норка, как дом с амбаром. Пожилой селянин в кроличьей ушанке, стеганом синем ватнике, плотных брюках и резиновых сапогах собирал свеклу для своей коровки-кормилицы. Неподалеку лежал его старый велосипед. Мы недолго поговорили. Карие глаза на скуластом, обветренном лице селянина смотрели спокойно и пытливо. Он рассказал, что в прошлый выходной его сосед-охотник принес зайца – зайцы тут есть. Недалеко от их села протекает болотистая, заросшая речонка, в ней водятся караси - серебряные и золотые (круглые). Бывает, попадаются до полкило, а один знакомый рыбак вытащил даже 800-граммового! Летом в камышах выводятся лысухи и утка бывает…

Пройдя свекольное поле, мы вышли к некошеной кукурузе. Она плотной стеной высилась мне до плеч на площади с полсотни гектаров; початки ее уже свесились к земле. Вдали виднелись какие-то насаждения. Мы отправились туда по грунтовке вдоль кукурузы и пришли к лесополосе шириной шагов двадцать, насаженной из липы, дуба, ясеня, клена. Стволы некоторых деревьев были толщиной больше пяди. Осмотревшись, отец сказал:

– Давай попробуем тут сделать загон. Ты пройди вперед и стань в удобном для стрельбы месте, а я погоню на тебя. Стой, замри и смотри в оба!

Я начал заходить стороной поодаль. Вдоль посадки, низом, пролетел ястреб-перепелятник, охотясь на дроздов и снегирей. Пройдя шагов двести, сворачиваю в посадку и становлюсь скраю, у дуба. Стою, жду, сжимая ружье в руках и всматриваясь в заросли. Передо мной, в шагах тридцати, оканчивается полоса невысоких кустиков. Левее и правее от нее разреженно растут деревья. На молодом подросте кое-где еще висят желто-бурые листья. Ветер тянет мне в левый бок. Где-то вдалеке изредка постреливают, неподалеку посвистывает снегирь. Стал накрапывать дождик.

Вдруг перед собой, чуть левее, замечаю какое-то движение. Присматриваюсь и среди стволов в шагах полста вижу мелькающего зайца. Он бежит не спеша, приближаясь. Когда зверек поравнялся со мной, вскидываю ружье, целюсь и, ведя стволами на полкорпуса впереди, стреляю. Заяц как ни в чем не бывало бежит дальше, не ускоряясь и не замедляясь. Стреляю вдогонку со второго ствола. Заяц спокойно продолжает бег. Вот это да! Та-а-к промазать! Но что это?! Заяц сел. Лихорадочно перезаряжаю ружье и спешу к зверьку. Он подпускает меня шагов на полста. Бах! Бах! – ударяют мои выстрелы, а ушкан вскакивает и бежит дальше. На ходу перезаряжаю стволы и устремляюсь в погоню. Заяц мелькает впереди. Стреляю. И опять мимо! Заяц скрывается среди деревьев. О-о-о, ушел! Бегу раздосадовано следом. Пробегаю шагов сорок. Впереди между двумя деревьями вижу сидящего зайца. Гремит мой выстрел, и заяц тут же падает на бок. Е-е-е-сть! Вскоре появляется быстро идущий отец, озадаченный моей пальбой.

– Слышу твою канонаду и недоумеваю, по кому это ты так палишь? – говорит, подходя, и смотрит вопросительно.

Я показываю на лежащего между деревьями зайца и, захлебываясь, начинаю рассказывать со всеми подробностями о своей стрелье. Батя слушает, поводя бровями, и говорит:

– Ты зайца уже первыми двумя выстрелами сильно ранил, иначе только бы его и видел. Не надо было пороть горячку и напирать на раненного зверя. В таких случаях надо дать ему возможность залечь, облежаться и, уже погодя, тихонько подходить.

Стал усиливаться дождик, прямо на глазах съедая снег. Глянув на часы, отец сказал:

– Сейчас полпервого, а дизель будет только в 18 часов с минутами. Может быть, пойдем уже прямо на станцию, и там будем ожидать поезд, чтобы не мокнуть?..

– А давай по пути охотиться, – предлагаю.

Отец соглашается. Хорошо, что мы взяли плащи: достаем их, надеваем и уже не снимаем до самой станции. Я торочу «многострельного» зайца на ружейный погон, и отправляемся, разойдясь по зарослям, дальше. На снегу попадается оплывшая «двухчетка» куницы. Куна тут, наверно, живет в старых сорочьих гнездах или в кучах хвороста, наваленных кое-где, т.к. подходящих для нее дуплистых деревьев не видно. На ясенях пересвистываются яркие красногрудые снегири, кормясь их семенами. Пролетела, звонко перекликаясь, стая пестреньких щеглят. На высокой иве сидят хохлатые свиристели-таежники, переливчато свиреля, и слетают кормиться на большой куст калины, усыпанный пучками ярко-красных ягод.

Посадка заканчивается; выходим из нее. Поодаль вижу убегающего по травам зайца. Наверное, он лежал где-то в посадке скраю. Проходим травы. Зайцы не поднимаются, хотя их следы попадаются на пятнах тающего снега. Потом начинается пашня. Далеко впереди показались семь охотников, движутся к селу. На влажной пашне к сапогам пудовыми веригами налипает размякший чернозем, еле переставляю ноги. Где-то недалеко уже должна быть станция. Дождик продолжает идти, доедая снег, белеющий лишь кое-где в ямках. Вокруг везде открылась черная тропа. Вечереет. Подходим к длинному огороду. На земле темнеют кучки вывезенного навоза – удобрение под зиму, желтеют два рядка стеблей обобранной кукурузы, торчат капустные кочерыжки, на некоторых еще зеленеют кочанчики, оставленные хозяевами. За огородом тянутся заросли кустов с небольшими деревьями. Батя предлагает сделать там загон и посылает меня вперед. Я говорю, что теперь его очередь быть стрелком, а мне - гонщиком. Но отец отвечает, что для его глаз уже темновато. Время - около четырех часов, и действительно, стало очень сумеречно. Я быстро прохожу стороной шагов полтораста и захожу в заросли. С задетых веток меня осыпают висящие везде холодные капли. Высматриваю место, где поросль пореже. Становлюсь перед каким-то деревом, лицом к гону. Впереди, шагах в тридцати, оканчивается густой подрост. Ветер дует мне в правый бок.

Только я стал, толком еще и не осмотревшись, как среди стволов, уже вне густого, замелькал заяц. До него всего шагов двадцать пять. Плавно поднимаю ружье к плечу. Заяц тут же делает прыжок назад, заметив, наверно, мое движение, и садится у ствола, скрытый вершиной упавшего деревца. От волнения меня всего начинает колотить. Стою с поднятым ружьем, удары сердца громко отдаются в висках. Проходят какие-то мгновения, и зверек выпрыгивает на открытое. Беря чуть наперед, тут же жму на спуск. Хлопает выстрел, и заяц как сноп валится на бок.

Вот повезло! Всё во мне ликует. Удача! Удача! Вскоре подходит отец и вопросительно смотрит, оглядываясь по сторонам. Молча показываю рукой на лежащего ушкана. Увидав его, батя расплывается в улыбке и крепко обнимает меня. Я иду и поднимаю зайца за задние лапы. Хорош – крупный, сизоспинный, белобокий. Матерый русачина!