Виталий СКЛЯРОВ: С тех пор я в лося больше не стрелял.

Беседу вел А. МАЛИЕНКО

Октябрь, 2002 год

—Виталий Федорович, когда Вам впервые довелось взять в руки охотничье ружье и сделать первые выстрелы?

— Я родился на Кавказе, где дети играют оружием вместо игрушек. Собственное ружье у меня появилось в двенадцать лет. Мой отец, вернувшись с фронта, привез три отличных ружья. Одно из них — немецкий 'Вольф" он и подарил мне. В то время мы уже переехали в Ростов и, получив охотничий билет, я с тринадцати лет постоянно ходил на охоту с отцом. Помню, как там, в ростовских степях, я подстрелил первого зайца, помню и многие другие подробности первой охоты.

—Наверное, в трудное послевоенное время охота была не только развлечением, но и способом пропитания...

—Нет, нет. Мой отец тогда был полковником и без проблем мог прокормить семью. На охоту он ходил исключительно ради удовольствия. То же самое могу оказать и о других офицерах, с которыми мы все компанией отправлялись поохотиться. Они имели хорошие трофейные ружья, отлично стреляли, а после охоты садились в кружок выпить да закусить и обязательно предавались фронтовым воспоминаниям. Множество раз я слышал повторяющиеся истории о том, кто кого брал в плен, кто кого выносил раненого с поля боя.

Правда, внимательно слушая, можно было, например, заметить, что одного и того же бойца в одно и то же время, с одного и того же места выносили на плечах разные люди, причем в разные стороны. Но это не столь важно: главное, человек остался цел и сейчас с удовольствием подливал своим спасителям.

—Какой выстрел для Вас был самым удачным, а какой наоборот?

—Пожалуй, начну с промаха. Однажды мне довелось охотиться на волка в госзаповеднике. Не исключаю, что тогда егеря специально держали волков, чтобы было на кого списать отстрелянную дичь. Но волки так сильно разохотились, что стало необходимым провести их отстрел. Одного волка обложили флажками, а мне позвонили, что я могу приехать на отстрел.

Бросив все дела, я примчался на машине в заповедник, не успев даже захватить свое ружье. Мне дали другое, тоже отличное ружье марки МЦ.

И вот стою я напоготове на номере, а егеря потихоньку тревожат волка; сильно беспокоить его не нужно, чтобы он не мчался со всех ног. Время идет, вдруг метрах в двадцати от меня появляется лось и, не спеша, проходит мимо. Я подумал: раз так спокойно шел лось, то откуда здесь взяться волку. Невольно расслабился, опустил ружье и, тогда я еще курил, достал сигарету. Но тут выскакивает огромный волк, который бежал по следу лося и почему-то показался мне рыжим как лиса.

Позже старый егерь мне объяснил, что такой хитрый зверь как волк, специально идет по следу лося, понимая, что первым делом станут стрелять в крупное животное. Я же тогда был, застигнут врасплох, выстрелил дуплетом, не успев как следует прицелиться, и в итоге с тридцати шагов не попал.

Оправдываться пришлось тем, что я стрелял не со своего ружья. Это самый позорный промах в моей жизни. То, что волк пережил сильнейший испуг, говоря по-русски, усрался, было для меня очень слабым утешением.

—Самый удачный выстрел вспомнить, конечно, приятнее.

— Да, в общем, какой-то отдельный выстрел трудно и выделить. Метких выстрелов было много. Я чаще всего брал на охоту тот "Вольф", к которому привык с детских лат. Ружье прикладистое, с него просто нельзя промахнуться, даже если стреляешь навскидку. У меня много раз получались так называемые королевские выстрелы. Это когда утка идет на штык и после выстрела подбитая падает прямо в ноги.

Был случай на охоте в Черниговской области, когда метрах в сорока от меня подобно движущимся мишеням появились кабаны. Они бежали по снегу друг за другом. У меня был пятизарядный "Браунинг" и я сделал триплет, то есть тремя выстрелами за пять секунд уложил трех кабанов. Помню, как после каждого нажатия курка кабан зарывался носом в землю, поднимая столб снега. Можно было, подстрелись их и больше, но я разволновался и не успел справиться с дрожью в руках.

Между прочим, не каждый удачный выстрел доставлял мне радость. Однажды я участвовал в охоте на лося, будучи еще заместителем министра. Вместе со своим министром и другими влиятельными чиновниками мы поехали в лес. По правде говоря, я тогда уже не любил охоты на лося — слишком крупное животное, в него-то и промахнуться трудно. Да еще мне раньше довелось увидеть вблизи наполненные ужасом глаза лосихи... Тогда я просто опустил ружье: стрелять в нее было бы так же неестественно, что стрелять в корову.

На той охоте, когда я метрах в сорока от себя увидел бегущего лося, отступать было поздно. Уже прозвучало несколько выстрелов, все промахнулись и на меня возлагалась последняя надежда. Я слыл метким стрелком и, если бы упустил лося, мне этого не простили бы. Итак, искрится на солнце снег, бежит крупное красивое животное, я, пересилив себя, нажимаю на курок. Лось с грохотом падает на мерзлую землю, вверх взлетает снежная пыль, а когда через несколько секунд она рассеялась, я вижу вместо лесного красавца нелепую груду мяса.

Я был расстроен. Но на этом мои неприятности не кончились. Оказалось, что я попал лосю прямо в глаз, хотя, честно говоря, целился в шею. Когда все подошли к убитому наповал животному, у меня не хватило рассудительности сразу признаться, что это попадание случайное. А дальше начались такие речи. "Если он у тебя с сорока метров попадает в глаз, — говорили высокопоставленные особы моему министру, — то видимо, больше упражняется в стрельбе, чем занимается служебными обязанностями". Так что тот выстрел едва не испортил мою служебную карьеру. В общем, с тех пор я на лося больше не охотился.

—А какую охоту Вы, Виталий Федорович, предпочитаете ныне?

—Да я уже давно не брал в руки ружье, хотя исправно плачу членские взносы. Когда выпадаешь из номенклатурной "обоймы", тебя все реже берут на охоту, а со временем и вовсе перестаю куда-то приглашать. В молодые годы я был готов охотится на все, что движется, а сейчас ограничился бы охотой на зайца, утку и, разве что, кабана. Ни в лося, ни в косулю я стрелять просто не могу. Наверное, сама природа человека такова: в молодости, к примеру, готов "наброситься" на первую попавшуюся женщину, а с годами становишься все более и более переборчивым.